Всё о жизни чайных дракончиков - Уайт-Смит Нелл

Мы угробили карьеру Эйды и похоронили будущее Кейрры, Дейрана скоро вообще посадят, меня лишат права работать по назначению, ДиДи отстранят, Эйхнар потеряет работу и окончательно сойдет с ума на слепом назначении. Вот что произошло. Вот что мы сделали. Вот и все.

– ДраДра? – робко позвала меня от входа в комнату Кейрры драконица.

Я обернулся на звук, до последней секунды надеясь, что она зовет меня с коленей нашей девочки, но она стояла, если не считать отправившегося по своим делам кота, одна – такая же потерянная и такая же маленькая, как и я, в той же огромной комнате.

– Да, моя милая, – по одному слогу выцедил я.

– Я ничего не добилась.

– Что насчет Дейрана? Что сказали? Его будут судить?

– О нем ничего. Пока что ничего: ни хорошего, ни плохого.

– А Кейрра?

– Меня не пустили к ней. Сказали, что я превысила мастерские полномочия, давя на нее с этой программой, сказали, что я держала ребенка в антисанитарных условиях, что допустила ее неграмотность, допустила раннюю беременность… отстранили от работы… – она, проговорив все это с блуждающим по кафельному полу взглядом, подняла его на меня и, глядя прямо в глаза, быстро прошептала: – Послушайте, я теперь никто.

– И это из-за меня, – признался я, вовсе не так, как раньше – лишь бы сгладить, лишь бы она не ругалась. – У вас все получилось бы, если бы не я.

– У нас ничего бы без вас не получилось, – призналась ДиДи, и я понимал, что моему крылу холодно и одиноко оттого, что оно не укрывает ее чешую. – Поймите меня правильно, мастер, я… я не плачу о Кейрре, я знаю, что она умница, что она справится и что она еще не нашла свою дорогу, но она нашла силы искать. Но я же осталась одна!

– А если… а если вы не совсем одна?

Вместо ответа она опустила морду. Я подошел и обнял ее крылом, обнял шеей, положив ей на плечо голову:

– Вы знаете, я люблю вас.

– Как? – переспросила не мыслящая жизнь без уточнений драконица. – Как так – любите?

– Ну… так, – неловко пояснил я, – как если бы я делил один чай с вами и не мыслил никого другого кроме вас рядом. И никогда бы не отпустил из него и знал, что это единственное правильное насыщение.

– То есть самым обычным образом любите?

– Ну да, так, банально.

Она укрыла своим крылом меня, и я почувствовал, как щелкнул на краешке моего собственного крыла ее зажим. Сложно было вообразить, что мастерица, все эти годы без сомнений жертвовавшая дорогостоящей механикой ради того, чтобы выкроить для Кейрры немного денег на реабилитацию, все же сохранила эти нежные зажимы, требовавшие ухода и времени, хотя знала, что не вернется к насыщению чая. Выходит, что она все это время ждала кого-то. Выходит, что она все это время ждала… меня?..

Драконица обратилась ко мне, одновременно ласково простучав мое имя когтем мне по лапе и позвав голосом:

– ДраДра, там, кажется, кот снова застрял.

Очнувшись от святого блаженства объятий, я повернул голову и прислушался. Действительно, с той стороны, где обычно застревал Пудинг, до нас доносился характерный шорох.

– Пойдемте? – пригласил я ее.

– Пойдем, – согласилась она, улыбнувшись не мимикой механики, но глазами, легким движением насытительных чешуек.

Вместе пошли на звук и… Пирожок пронесся за мелким големом за нашими спинами, а звук, словно что-то дергается, стараясь освободиться, повторился. Я двинулся вперед, закрыв, насколько возможно, собой драконицу, и очень скоро увидел… Чай. Он барахтался, распластавшись по полу в совершенно беспомощном состоянии, действительно застряв примерно в том же неудачном месте схождения двух труб, куда у Пирожка постоянно попадало крыло.

– Как он здесь оказался? – недоуменно вопросила ДиДи пространство и деловито направилась к голему, даже не подумав о безопасности.

Я оглянулся на его след. Чай, очевидно, приполз сюда с того места, где Дейран затормозил тележку, принявшись спорить, а мы с ДиДи поругались, а может, с еще большего расстояния. В пользу этого говорили и осколки стекла, тянущиеся по полу.

ДиДи, коснувшаяся ликрового клапана Чая, очевидно для того, чтобы справиться о его самочувствии, захрипела от испуга. Этот хрип, очевидно, оказался задушенной попыткой вскрикнуть: густая ликра этого мощного насытительного голема оказалась слишком грязной – перенасыщенной до невозможности. Я бросился к ДиДи, коснувшись ее собственными насытительными клапанами, и принял часть этого химического удара на себя, сразу же ощутив при этом подступившую дурноту. Если это все – результат буквально секундного взаимодействия, разделенный уже на двоих големов, то страшно подумать, что же творилось внутри самого Чая.

– Зачем ты это сделал? – спросил я беспомощного голема голосом, хотя, конечно, знал, ради чего и кого: для себя. Я коснулся его механики лбом и простучал ногтем между беспомощно двигающимися чешуйками: «Главный акт твоего искусства – не создание собственной тюрьмы, а ее разрушение».

«Да, но вне тюрьмы – это не на свободе», – ответил он мне, и прозвучало это как прощание.

– Я разбужу Дейрана, – решился я, но, сделав всего пару шагов, оступился из-за головокружения.

– Вы сорветесь с труб в таком состоянии и разобьетесь. Давайте его дотолкаем, – предложила ДиДи, конечно, понимая, насколько малы для нас шансы хотя бы сдвинуть с места эту многочленистую махину. – Давайте. Попробуем. Время уходит, и больше нам никто не поможет.

– Конечно поможет, – прозвучал улыбчивый голос позади нас, и мягкие руки Кейрры подхватили уставший Чай и отнесли его к бассейну.

Оказавшись в практически нейтральной ликре, он довольно скоро начал пускай вяло, но двигаться.

– Милая, – окликнула нашу воспитанницу нерешительно ДиДи, все еще находясь там, где ее застало внезапное появление девушки, – прости меня.

– За что, мастерица ДиДи?

– Мое солнышко, малышка моя, я боялась сделать неправильно, боялась неправильно выбрать, но реальная проблема была не в том, каким именно будет решение. Главное, чтобы оно было принято именно тобой. А я, желая дать тебе как можно более широкий выбор, я отняла у тебя всякий.

– Выбор ни у кого нельзя отнять. Отнять можно только смелость его сделать, мастерица. И вы показали мне, какой смелой можно быть. Это я вас обидела и напугала. Но я… я не знала, как еще могла поступить, чтобы объяснить себе, что у меня есть какая-то собственная жизнь, за пределами мыслей о том, что я могу подвести или не подвести вас.

– Ты все сделала правильно, – признала ДиДи, – и я горжусь тобой. Быть на острие всегда тяжело, но ты справляешься, милая.

– Да, в этом Тарья права, – отдала сама себе знак принятия Кейрра.

– Кьертарьярр? – не поверил своим ушам я. – Вы что, общались? Зачем?

– Ни зачем, она просто подошла ко мне сейчас, когда я приехала на лечебную физкультуру. Мы поговорили. Она убедила меня вернуться и закончить проект с насыщением чайным признаком. Она сказала, что быть острием иглы тяжело, ведь именно оно принимает всю нагрузку и все давление, но если предел – это плотная ткань, за которой ничего не видно, то как еще пробраться сквозь него к солнцу, если не проткнув острием насквозь?

– Она сказала, что ты острие, Кейрра? – спросила осторожно ДиДи.

– Она сказала, что я – одна из тех, кто бежит. Как она и как Эйда. Что я не прощу себе, если сдамся. И я ей поверила.

– Потому что она враг? – спросил я прежде, чем осмыслил вопрос.

– Потому что соперник. Да, господин ДраДра, вы меня щадите, поскольку любите меня и заботитесь обо мне. А Тарье ничего не стоило обидеть меня, и я ей ничем не могу помочь, ведь для нее гонка уже кончилась. Значит, у нее была причина прийти. И эта причина – в той части соперничества, которая нас объединяет, – закончив всю речь, Кейрра вздохнула, деловито сняла пальто и сообщила нам обоим: – Но Чай скорости Центр не вернет, пока не закончит с ним разбираться. Мне нужно поговорить с Дейраном о том, чтобы я смогла как-то помочь Эйде с признаком скорости, если это возможно.